Кто такой дмитрий ольшанский. Биография

В журналистике начинал как литературный и музыкальный критик. Печатался в газетах "Сегодня", "Независимая Газета", "Время МН", "Известия", "Вечерняя Москва", "Собеседник", журналах - "Новое Время", "Русский Журнал", "Итоги", "Эксперт".

На 2002 год - солист рок-группы "Антресоли".

В апреле 2002 года опубликовал в Ex Libris НГ статью "Как я стал черносотенцем", в которой публично отрекся от своих прежних право-либеральных взглядов ("Оглядываясь назад, на свое либеральное прошлое, я не вижу ничего, кроме лжи и позора. Неугомонные девяностые годы - во многом потерянное время для русской литературы, время либеральной букеровской мертвечины, и чувство вины за это продолжительное дурновкусие нельзя отделить от новых, куда более оптимистических ощущений. [...] Сколько демократическая веревочка ни вейся, а красивая, намыленная, удобная петля из нее уже сложилась. Брату-либералу пора карабкаться на табуретку").

С сентября 2002 года благодаря покровительству Ивана Давыдова и Александра Тимофевского стал печаться (под псевдонимом Николай Суханов) в газете "Консерватор" - бывшая "Общая газета", купленная и переименованная бывшим бой-френдом Ксении Собчак Вячеславом Лейбманом (главный редактор - Леонид Злотин, зам.главного редактора - Алексей Зуйченко; председатель редакционного совета - Татьяна Толстая).

(И.Давыдов об этом в РЖ: "... архивный юноша Митя Ольшанский бродил все по тем же коридорам, охотно принимая доллары из рук циничных осквернителей консервативной идеи. Еще летом я сказал Тимофеевскому, что надо бы помочь небесталанному парню, которого из-за его дурацких провокаций перестали на тот момент пускать на порог всех редакций города, кроме редакции газеты "Завтра". А дружбы с Березовским тогда еще не случилось, и денег у гостеприимного Проханова не было. Шура сказал: "Да, неплохо бы, но Таня (Толстая) умрет, если мы пустим в газету фашиста". Решили фашиста печатать под псевдонимом, а в редкие моменты, когда великая русская писательница появлялась в редакции, - прятали в укромных местах вроде туалетов.").

После роспуска первого редакционного состава, В.Лейбман по совету А.Тимофеевского предложил в декабре 2002 г. возглавить газету Д.Ольшанскому. Сам В.Лейбман стал главным редактором, а Д.Ольшанский - шеф-редактором и одним из заместителей главного редактора (другим был Дмитрий Быков). Д.Ольшанский пригласил в "Консерватор" своих тогдашних "черносотенных" друзей - Константина Крылова, возглавившего отдел политики, и Егора Холмогорова (в отдел "Общество"), которые создали "Консерватору" репутацию националистического издания. Газета была убыточной и в июне 2003 года В.Лейбман его закрыл.

С начала 2003 г. - член партии "Союз" (партия отставных офицеров спецслужб; председатель ЦК и исполкома партии - бывший жириновец Александр Пронин). На внеочередном съезде 9 февраля 2003 избран членом президиума партии "Союз" (и.о. председателя ЦК тогда же стал президент ассоциации "Бизнес и право", бывший сотрудник КГБ, а затем налоговой полиции Александр Кудимов; председателем наблюдательного совета был избран Александр Проханов, который, узнав об этом, отказался принять пост). В октябре 2003 не был включен в список кандидатов в депутаты Государственной Думы от партии "Союз".

Лучшие дня

С 2004 года - эксперт сети Kreml.org. (руководитель - Павел Данилин).

В 2005 году А.Тимофеевский пригласил Д.Ольшанского в GlobalRus.Ru (формально - сетевое издание информационно-аналитического портала НП "Гражданский клуб"; фактически - сайт, курируемый управлением президента РФ по межрегиональным и культурным связям (начальник управления - Модест Колеров, зам.начальника - Никита Иванов). В GlobalRus.Ru Д.Ольшанский регулярно публиковался до апреля 2006 г. В начале 2006 г. М.Колеров произвел реформирование сайта GlobalRus.Ru, в результате которого, в частности, потерял работу на сайте Ольшанский. Инициатором своего изгнания с GlobalRus сам Ольшанский считает Н.Иванова, а непосредственной причиной - свой пост в своем ЖЖ в защиту лимоновцев.

С мая по июль 2006 - колумнист в "Русском Журнале" (РЖ; главный редактор - Глеб Павловский), куда его пригласил Олег Кашин, ставший незадолго до этого редактором отдела политики РЖ.

С весны 2007 г. - главный редактор журнала "Русская Жизнь", издаваемого Николаем Левичевым (партия "Справедливая Россия").

С симпатией относится к деятельности депутата Олега Шеина (депутат 4-й Думы Олег Шеин - ... "единственный политик в России", которого Д.Ольшанский поддерживает "буквально в каждом его слове".

Любимые слова: "мразь", "мерзавец" ("...запредельная мразь Юлия Латынина", "...эта либерально-расистская мразь спокойно вещает у мерзавца Венедиктова"), "мразотный".


Материал из Википедии - свободной энциклопедии

Ошибка Lua в Модуль:CategoryForProfession на строке 52: attempt to index field "wikibase" (a nil value).

Дмитрий Ольшанский
Ошибка Lua в Модуль:Wikidata на строке 170: attempt to index field "wikibase" (a nil value).

Ошибка Lua в Модуль:Wikidata на строке 170: attempt to index field "wikibase" (a nil value).

Имя при рождении:

Ошибка Lua в Модуль:Wikidata на строке 170: attempt to index field "wikibase" (a nil value).

Род деятельности:

публицист

Дата рождения:

Ошибка Lua в Модуль:Wikidata на строке 170: attempt to index field "wikibase" (a nil value).

Место рождения:

Ошибка Lua в Модуль:Wikidata на строке 170: attempt to index field "wikibase" (a nil value).

Гражданство:

Ошибка Lua в Модуль:Wikidata на строке 170: attempt to index field "wikibase" (a nil value).

Подданство:

Ошибка Lua в Модуль:Wikidata на строке 170: attempt to index field "wikibase" (a nil value).

Страна:

Ошибка Lua в Модуль:Wikidata на строке 170: attempt to index field "wikibase" (a nil value).

Дата смерти:

Ошибка Lua в Модуль:Wikidata на строке 170: attempt to index field "wikibase" (a nil value).

Место смерти:

Ошибка Lua в Модуль:Wikidata на строке 170: attempt to index field "wikibase" (a nil value).

Отец:

Ошибка Lua в Модуль:Wikidata на строке 170: attempt to index field "wikibase" (a nil value).

Мать:

Ошибка Lua в Модуль:Wikidata на строке 170: attempt to index field "wikibase" (a nil value).

Супруг:

Ошибка Lua в Модуль:Wikidata на строке 170: attempt to index field "wikibase" (a nil value).

Супруга:

Ошибка Lua в Модуль:Wikidata на строке 170: attempt to index field "wikibase" (a nil value).

Дети:

Ошибка Lua в Модуль:Wikidata на строке 170: attempt to index field "wikibase" (a nil value).

Награды и премии:

Ошибка Lua в Модуль:Wikidata на строке 170: attempt to index field "wikibase" (a nil value).

Автограф:

Ошибка Lua в Модуль:Wikidata на строке 170: attempt to index field "wikibase" (a nil value).

Сайт:

Ошибка Lua в Модуль:Wikidata на строке 170: attempt to index field "wikibase" (a nil value).

Разное:

Ошибка Lua в Модуль:Wikidata на строке 170: attempt to index field "wikibase" (a nil value).

Ошибка Lua в Модуль:Wikidata на строке 170: attempt to index field "wikibase" (a nil value).
[[Ошибка Lua в Модуль:Wikidata/Interproject на строке 17: attempt to index field "wikibase" (a nil value). |Произведения]] в Викитеке

Дми́трий Ви́кторович Ольша́нский (род. 26 ноября ) - российский публицист , журналист .

Биография

Сколько раз я давал себе зарок не читать его, но всякий раз не выдерживаю, и мой палец предательски щелкает мышкой по запретной ссылке. Как пообещавший завязать пьяница, срываясь, припадает к спиртному, так и я открываю страничку Дмитрия Ольшанского . Мое отношение к нему сложно, и я никак в нем (в отношении) не разберусь. Наверное, правильнее будет так: мне нравится читать его тексты, но раздражает маячащая за ними фигура автора.

Сразу стоит оговориться: я рассматриваю Ольшанского-блогера не только в рамках ЖЖ, но и беру то, что он пишет в Фейсбуке, куда месяца три назад окончательно (?) переехал. «Митя» (как любят к нему обращаться посетители его странички) идеально воплощает отмеченную мной тенденцию к переходу из ЖЖ в ФБ, которую, правда, некоторые читатели в своих комментариях отрицают.

Сбежал он из Живого Журнала по цензурным соображениям - «Хорошие люди (в его ФБ. - М.А .) приветствуются, а гы-гы и гав-гав подвергаются немедленному стиранию с блокировкой. ЖЖ - дрянь... Плохим же людям напоминаю, что там вам не тут, и любое “гыгы” и “бейжыдов” вызовет немедленный бан и блокировку без вступления в переговоры».

Другими словами, Фейсбук дает ему возможность эффективнее осуществлять селекцию комментирующей публики, оставляя по преимуществу поклонниц и поклонников, на худой конец - просто воспитанных и сдержанных «интеллигентов». С простым же и неполиткорректным народом Ольшанскому невыносимо тяжело, на что он не раз и не два горько жаловался.

Формальные биографические сведения о нашем герое говорят скорее против него. Вот первая строка из «Википедии»: «Сын сценариста Виктора Ольшанского. В детстве играл в театре “Современник”. Был солистом рок-группы “Антресоли” (2002). Учился на философском и филологическом факультете РГГУ». Сразу рисуется типичный мажор (категорий мажоров много разных, в данном случае речь идет о ребенке, с детства вовлеченного в круговорот интеллигентской тусовки). Далее вообще похоже на анекдот: «…в апреле 2002 года опубликовал в “ExLibris-НГ” статью “Как я стал черносотенцем”, в которой публично отрекся от своих прежних праволиберальных взглядов (“Оглядываясь назад, на свое либеральное прошлое, я не вижу ничего, кроме лжи и позора. Неугомонные девяностые годы - во многом потерянное время для русской литературы, время либеральной букеровской мертвечины, и чувство вины за это продолжительное дурновкусие нельзя отделить от новых, куда более оптимистических ощущений”).

Читать текст полностью В том же 2002-м он становится шеф-редактором «Консерватора», в 2007-м - главредом «Русской жизни», и уже тогда Ольшанский - признанный автор ЖЖ, «тысячник» и все такое. В этот же промежуток уместилось много чего еще - то монархизм, то троцкизм, участие в партстроительстве, скандалы в «ГлобалРус» и в ЖЖ и т.д. и т.п.

Как в двадцать с небольшим можно служить редактором, что-то всерьез писать, привлекать интерес, выносить вердикт? Ведь у Ольшанского не было главного - жизненного опыта. А как может быть интересен человек без жизненного опыта? Об этом ясно и четко писал Бродский: «Сначала следует научиться готовить суп, жарить - пусть не ловить - рыбу, делать приличный кофе». Да и тот куцый опыт, что имелся, - весь в пределах Садового кольца.

Понятно, что есть исключения, например поэзия, где важна эмоциональная переполненность и природная одаренность. Китс, Есенин… Ну или, на худой конец, Шолохов. Но Ольшанский - не Лермонтов, и даже не Радиге. Его жанр предполагает именно житейскую мудрость, которой он делится. А его мудрость - по большей части книжная, и потому абстрактная. Феномен Ольшанского - это феномен электронной массовой культуры, когда меняется система координат и ценностей, когда обилие информации и ее доступность снижают уровень запросов публики. Всеобщая грамотность приводит совсем не к тому, о чем мечтал старик Некрасов - «мужик не Блюхера и не милорда глупого - Белинского и Гоголя с базара понесет». Ставшие образованными мужик и баба понесли из киоска «Космо», Дарью Донцову и тому подобную лабуду. А теперь им и ходить никуда не нужно: достаточно влезть в интернет - и потребляй что душеньке угодно!

Если сто лет назад было невозможно представить серьезную газету без стихов и художественной прозы (вспомним, где Суворин печатал Чехова), то сегодня невозможно увидеть солидную газету со стихами. Восприятие поэзии даже на элементарном уровне требует некой подготовки и умственного усилия, а на это читающая масса по определению не способна. И так во всех сферах культуры. Кто с ходу назовет имена хотя бы пятерых современных российских художников? Их знает лишь узкий круг критиков и собирателей.

Апелляция Ольшанского к звучным именам «высокой культуры» не должна вводить в заблуждение - в интернет-медийной текучке-толкучке он живет как рыба в воде. Вот пример со взятой наугад его странички в ЖЖ: «Иван Федорович Давыдов - один из умнейших людей современности… Арам Ашотович Габрелянов человек безусловно блестящий… Паша Пряников написал абсолютный шедевр». И хотя современная культура антииерархична, в ней все равно иерархия имеется, и в этой вертикали масскультуры Ольшанский восседает где-то наверху, транслируя на широкую аудиторию вкусы и нравы московской образованщины. Этим он силен, этим он и интересен публике, почитающей его за мыслителя и эрудита.

Когда-то о нем очень зло и смешно сказал Дмитрий Волчек: «А самый отвратительный тип дневника - дневник мнений. Когда маленький человечек рассуждает о больших событиях, объясняет, кто виноват и что делать. Может быть, помните, был на заре ЖЖ такой анекдотический персонаж Ольшанский. Видимо, потом он куда-то исчез, не знаю, что с ним стало, - кажется, спился и окончательно попал под троллейбус. Неприметный третьесортный писака, без талантов, без биографии, но лучше всех знающий, как решить ближневосточный конфликт, спасти Россию и остановить выброс парниковых газов... такие самодовольные болваны, конечно, в общем-то идеальные жертвы розыгрышей, и над бедным Ольшанским в ЖЖ постоянно стебались».

Мне в этом смысле не повезло - я не застал Ольшанского в ЖЖ в его лучшие времена и не в курсе всех его перипетий отношений с читателями. Знаю лишь, что он то закрывал дневник, то открывал. Но я бы не стал стебаться над Ольшанским так жестоко. Он не третьестепенный писака - эта оценка несправедлива.

Чем берет он публику? Умением вести проповедь, давать моральную оценку, выносить нравственный приговор. Но любителей судить и рядить много, в топ-блогеры же пробиваются единицы. Сильная сторона Ольшанского - чувствовать, чем живет его аудитория, подкидывать ей соответствующую тему для обсуждения, причем в оригинальной упаковке.

Об Ольшанском можно сказать немало критичного - что много ложного пафоса, псевдосерьезности; что он вторичен в своем обличительстве и морализаторстве, да и не имеет на них по существу никакого права. Что маска резонера совсем ему не к лицу - и выглядит на нем скорее комично. А участившееся в последнее время многописание приводит к самопародии. Однако ни Ольшанскому, ни его читателям все это не мешает.

Он умеет казаться серьезным и заставляет к себе прислушиваться, говоря тихим голосом, словно воплощая примат духа над материей. Ольшанский - то ли вуди-алленовский интеллигент, то ли типичный русский интеллектуал начала века, чья сила в слабости, в совестливости и чуткости. В его облике бросается в глаза некая субтильность, хулиганов должно тянуть дать ему кастетом, обидеть ни за что, поставить подножку. Но именно такие, показушно немощные, в очочках, подслеповатые, и оказываются обычно героями ненасильственного сопротивления - от Ганди до Гавела. Впрочем, на героическую роль Ольшанский не претендует. Ему по душе размышлять вслух, и получается очень красиво - заслушаешься.

«Мите» родиться бы лет сто тридцать назад, рано эмигрировать недоучившимся студентом из империи и где-нибудь в кафе в Женеве вести бесконечные дискуссии с эсерами и меньшевиками, кадетами и октябристами, попутно печатаясь под псевдонимом в солидных столичных газетах. Эпоха Леонида Андреева и Михаила Арцыбашева - это его эпоха. Его, быть может, услышал бы и сам Толстой, сказав что-нибудь вроде «он пугает, а мне не страшно». Впрочем, Ольшанский был бы органичен и на подмосковной даче году так в 1910-м, где бы милые русские люди пили чай и вели беседы о самодержавии и о проблеме пола, ругали бы черносотенцев и разбирали «Вехи» или уход из Ясной Поляны.

Как любой газетный писатель, Ольшанский любит щеголять историческими именами и примерами. У него есть несколько простых теорий, всё для него разъясняющих. Если представить главную из них в элементарном виде, то все беды современной России от того, что процесс разложения аграрной общины начался всего восемьдесят лет назад, потому у нас нет ни нормального быта, ни культуры. Слишком много еще пережитков невежества и беззакония. Для московской интеллигенции такие размышления - бальзам на душу.

Ольшанский не был бы Ольшанским без своих парадоксов. Все против «Единой России», он - за. И очень убедительно доказывает, почему нужно поддерживать партию жуликов воров и Путина. «Очень убедительно» - это не ирония. Если бы меня спросил иностранец, кого из российских блогеров ему в первую очередь почитать, чтобы разобраться в сложностях российских реалий, я бы рекомендовал ему Ольшанского. Его парадоксы дополняют и картину России, рисуемую зарубежными журналистами. У них все просто - мало демократии, мало свободы слова, коррупция. Ольшанский же показывает нюансы национального менталитета, не учитывать которые нельзя.

Его пассаж из ЖЖ - умиление во время дачной прогулки от того, что бандиты обсаживают усадьбы цветочками, и произрастающие из этого наблюдения размышления о том, что России нужны еще лет двадцать - тридцать авторитаризма - спокойной жизни, в течение которых воры-чиновники и мафиози совсем обуржуазятся и превратятся в законопослушных агнцев, - этот пассаж весьма глубок. И русскому человеку опровергнуть его будет весьма непросто - с учетом исторического опыта в XX столетии.

Вообще охранительные зарисовки Ольшанского и пугающие прогнозы о грядущем кровавом хаосе, который неизбежен, уйди Путин со товарищи, - одни из наиболее серьезных мест в ЖЖ и ФБ Ольшанского. Это то, что надо воспринимать всерьез, с чем нужно обстоятельно спорить, попутно освобождаясь от поверхностного прекраснодушия либерально-демократических догм.

Разумеется, когда парадокс на парадоксе - это утомляет. Прошедшей зимой Ольшанский растерялся - неожиданно возникший подъем общественной активности сбил его с толку, и он долго не мог найти удобной позиции по отношению к происходящему. Поначалу по-пастернаковски - «какое, милые, у нас тысячелетье на дворе?» - он пытался смотреть на митинги с башни из слоновой кости и занудно твердил, что все это глупо и пошло, сокрушаясь по поводу ненужного самопожертвования соотечественников, но затем наш автор сообразил, что ветер дует в другую сторону и что так он останется с небольшой кучкой верных приверженцев. И Ольшанский занял позицию морального нейтралитета, почти что - «выпьем за успех вашего безнадежного дела».

Хороши у Ольшанского и парадоксы о Кавказе. Если все - «хватит кормить Кавказ», то его тезис - нельзя не кормить Кавказ. Правда, получается не так убедительно, как насчет «Единой России», но тоже весьма остроумно: «Альтернативой существующему строю в Чечне 2011 года является не Чечня 1913 или 1984 года, а Афганистан и Сомали 2011 года… Деньги, истраченные на торжества тов. Кадырова, привластные русские люди в другом случае истратили бы не на жизнь старушек в Рязанской области, а на “майбахи”, инновации и госзакупки золотых диванов».

Пером Ольшанский владеет свободно, и речь его течет плавно и изящно. Так и хочется воскликнуть: «Димитрий, не пиши красиво!» В изобилии афоризмы, но с ними он, как и с парадоксами, перегибает - слишком очевиден расчет, что придуманные им словечки пойдут в народ - как и случилось с «гламурной кремлядью ». Вот еще отрывок наугад - что ни фраза, так афоризм: «Проблем России нельзя решить иначе, как медленным втягиванием людей в достаток и цивилизацию при сохранении тишины и порядка. Сделать это при ротации власти невозможно… Венесуэла - это счастье. Бедная несчастная страна, где вдруг пришел к власти самый настоящий Дон Кихот».

Ольшанский любит побудировать националистов еврейской темой, особенно пикантной в его исполнении. То он возьмет и резанет, что, мол, все эти герои антикоммунистического сопротивления в Балтии и в Западной Украине и гроша ломаного не стоят, поскольку среди них были антисемиты. А потому Сталин и Берия лучше Бандеры. При этом ему ничего не стоит назвать Ройзмана «бандитом» - очередное поглаживание «против шерсти».

Еще один враг Ольшанского, помимо национализма, либерализм а-ля Рейган -Тэтчер. Тут он, правда, показывает себя действительно «архивным юношей», как его назвал кто-то из друзей. О Рейгане и Тэтчер он знает из книжек и разговоров левой западной интеллигенции, и потому крайне неубедителен, разоблачает не реальных людей, а фантомы и мифы. Но может выдвинуть и здравую мысль - например, организовать музей ГУЛага на Лубянке - а потом сам же перечеркнет ее каким-нибудь гуманно-социалистическим клише.

Любит Ольшанский, как и типичный «правильный» московский интеллигент из хорошей семьи, порассуждать и про христианство. Тут ему и карты в руки: все его особенности, может быть, выглядящие неуместно в ином контексте - морализаторство, любовь к вынесению оценок, - здесь удачно ложатся на рассматриваемую тематику. «Люди злы, глупы и склонны к разному безобразию. Такова их поврежденная грешная природа… Мне кажется, если “православная общественность”, “православные журналисты” и прочие активные медиамиряне - это действительно православные христиане, то они просто обязаны организовать у себя в СМИ открытое коллективное письмо духовенства и проч. - с просьбой освободить девиц Pussy Riot из тюрьмы, где они будут сидеть почти два месяца во время следствия, как будто они кого-то убили. Иначе это верующие какой-то другой религии».

{-tsr-}А если честно, то у Ольшанского самое интересное и глубокое - что называется, выстраданное - это про женщин. Чувствуется, что он в предмете разбирается, много размышлял - и не на публику. Даже если он и играет, то не переигрывает, суждения и наблюдения его о взаимоотношениях полов точны, метки, оригинальны. Правда, прогейская тематика у него инородна. Про однополый секс он пишет слишком обдуманно и конъюнктурно, а потому - не от души.

Дмитрию Ольшанскому - тридцать три года. Возраст небольшой, но за плечами уже много всего. Занятая им позиция молодого старичка (он уже и в любви разочаровывается, судя по последним постам) в перспективе неблагодарна и чревата тупиком. Полагаю, что выход из него он все-таки найдет.

После роспуска первого редакционного состава, В. Лейбман по совету А. Тимофеевского предложил в декабре 2002 г. возглавить газету Д. Ольшанскому. Сам В. Лейбман стал главным редактором, а Д. Ольшанский - шеф-редактором и одним из заместителей главного редактора (другим был Дмитрий Быков). Д. Ольшанский пригласил в «Консерватор» своих тогдашних «черносотенных» друзей - Константина Крылова , возглавившего отдел политики, и Егора Холмогорова (в отдел «Общество»), которые создали «Консерватору» репутацию националистического издания. Газета была убыточной и в июне 2003 года В. Лейбман его закрыл.

С начала 2003 г. - член партии «Союз» (партия отставных офицеров спецслужб; председатель ЦК и исполкома партии - бывший член ЛДПР Александр Пронин). На внеочередном съезде 9 февраля 2003 избран членом президиума партии «Союз» (и. о. председателя ЦК тогда же стал президент ассоциации «Бизнес и право», бывший сотрудник КГБ, а затем налоговой полиции Александр Кудимов; председателем наблюдательного совета был избран Александр Проханов , который, узнав об этом, отказался принять пост). В октябре 2003 не был включен в список кандидатов в депутаты Государственной Думы от партии «Союз».

В 2003-2004 гг. декларировал левые взгляды, высказывал симпатию к Троцкому .

С 2004 года - эксперт сети Kreml.org. (руководитель - Павел Данилин).

С 15 января 2014 года по 22 сентября 2016 года постоянный гость программы «Без вопросов» на радиостанции Русская служба новостей .

В апреле 2014 года написал пост, в котором призывал сторонников ДНР гнать с Украины находившегося там в тот момент корреспондента сайта радиостанции «Эхо Москвы » Илью Азара . Своим поступком он сильно осложнил жизнь журналисту, так как пост размножили по всем местным сообществам антимайдановцев , и на обладминистрации Донецка висел портрет Азара с подписью «провокатор» .

Библиография

  • Когда все кончится. - Ключ-С, 2009. - 160 с. - (Библиотека русской жизни). - 1500 экз. - ISBN 978-5-93136-092-8 .

Напишите отзыв о статье "Ольшанский, Дмитрий Викторович"

Примечания

Ссылки

Отрывок, характеризующий Ольшанский, Дмитрий Викторович

Чернышев сидел с книгой французского романа у окна первой комнаты. Комната эта, вероятно, была прежде залой; в ней еще стоял орган, на который навалены были какие то ковры, и в одном углу стояла складная кровать адъютанта Бенигсена. Этот адъютант был тут. Он, видно, замученный пирушкой или делом, сидел на свернутой постеле и дремал. Из залы вели две двери: одна прямо в бывшую гостиную, другая направо в кабинет. Из первой двери слышались голоса разговаривающих по немецки и изредка по французски. Там, в бывшей гостиной, были собраны, по желанию государя, не военный совет (государь любил неопределенность), но некоторые лица, которых мнение о предстоящих затруднениях он желал знать. Это не был военный совет, но как бы совет избранных для уяснения некоторых вопросов лично для государя. На этот полусовет были приглашены: шведский генерал Армфельд, генерал адъютант Вольцоген, Винцингероде, которого Наполеон называл беглым французским подданным, Мишо, Толь, вовсе не военный человек – граф Штейн и, наконец, сам Пфуль, который, как слышал князь Андрей, был la cheville ouvriere [основою] всего дела. Князь Андрей имел случай хорошо рассмотреть его, так как Пфуль вскоре после него приехал и прошел в гостиную, остановившись на минуту поговорить с Чернышевым.
Пфуль с первого взгляда, в своем русском генеральском дурно сшитом мундире, который нескладно, как на наряженном, сидел на нем, показался князю Андрею как будто знакомым, хотя он никогда не видал его. В нем был и Вейротер, и Мак, и Шмидт, и много других немецких теоретиков генералов, которых князю Андрею удалось видеть в 1805 м году; но он был типичнее всех их. Такого немца теоретика, соединявшего в себе все, что было в тех немцах, еще никогда не видал князь Андрей.
Пфуль был невысок ростом, очень худ, но ширококост, грубого, здорового сложения, с широким тазом и костлявыми лопатками. Лицо у него было очень морщинисто, с глубоко вставленными глазами. Волоса его спереди у висков, очевидно, торопливо были приглажены щеткой, сзади наивно торчали кисточками. Он, беспокойно и сердито оглядываясь, вошел в комнату, как будто он всего боялся в большой комнате, куда он вошел. Он, неловким движением придерживая шпагу, обратился к Чернышеву, спрашивая по немецки, где государь. Ему, видно, как можно скорее хотелось пройти комнаты, окончить поклоны и приветствия и сесть за дело перед картой, где он чувствовал себя на месте. Он поспешно кивал головой на слова Чернышева и иронически улыбался, слушая его слова о том, что государь осматривает укрепления, которые он, сам Пфуль, заложил по своей теории. Он что то басисто и круто, как говорят самоуверенные немцы, проворчал про себя: Dummkopf… или: zu Grunde die ganze Geschichte… или: s"wird was gescheites d"raus werden… [глупости… к черту все дело… (нем.) ] Князь Андрей не расслышал и хотел пройти, но Чернышев познакомил князя Андрея с Пфулем, заметив, что князь Андрей приехал из Турции, где так счастливо кончена война. Пфуль чуть взглянул не столько на князя Андрея, сколько через него, и проговорил смеясь: «Da muss ein schoner taktischcr Krieg gewesen sein». [«То то, должно быть, правильно тактическая была война.» (нем.) ] – И, засмеявшись презрительно, прошел в комнату, из которой слышались голоса.
Видно, Пфуль, уже всегда готовый на ироническое раздражение, нынче был особенно возбужден тем, что осмелились без него осматривать его лагерь и судить о нем. Князь Андрей по одному короткому этому свиданию с Пфулем благодаря своим аустерлицким воспоминаниям составил себе ясную характеристику этого человека. Пфуль был один из тех безнадежно, неизменно, до мученичества самоуверенных людей, которыми только бывают немцы, и именно потому, что только немцы бывают самоуверенными на основании отвлеченной идеи – науки, то есть мнимого знания совершенной истины. Француз бывает самоуверен потому, что он почитает себя лично, как умом, так и телом, непреодолимо обворожительным как для мужчин, так и для женщин. Англичанин самоуверен на том основании, что он есть гражданин благоустроеннейшего в мире государства, и потому, как англичанин, знает всегда, что ему делать нужно, и знает, что все, что он делает как англичанин, несомненно хорошо. Итальянец самоуверен потому, что он взволнован и забывает легко и себя и других. Русский самоуверен именно потому, что он ничего не знает и знать не хочет, потому что не верит, чтобы можно было вполне знать что нибудь. Немец самоуверен хуже всех, и тверже всех, и противнее всех, потому что он воображает, что знает истину, науку, которую он сам выдумал, но которая для него есть абсолютная истина. Таков, очевидно, был Пфуль. У него была наука – теория облического движения, выведенная им из истории войн Фридриха Великого, и все, что встречалось ему в новейшей истории войн Фридриха Великого, и все, что встречалось ему в новейшей военной истории, казалось ему бессмыслицей, варварством, безобразным столкновением, в котором с обеих сторон было сделано столько ошибок, что войны эти не могли быть названы войнами: они не подходили под теорию и не могли служить предметом науки.
В 1806 м году Пфуль был одним из составителей плана войны, кончившейся Иеной и Ауерштетом; но в исходе этой войны он не видел ни малейшего доказательства неправильности своей теории. Напротив, сделанные отступления от его теории, по его понятиям, были единственной причиной всей неудачи, и он с свойственной ему радостной иронией говорил: «Ich sagte ja, daji die ganze Geschichte zum Teufel gehen wird». [Ведь я же говорил, что все дело пойдет к черту (нем.) ] Пфуль был один из тех теоретиков, которые так любят свою теорию, что забывают цель теории – приложение ее к практике; он в любви к теории ненавидел всякую практику и знать ее не хотел. Он даже радовался неуспеху, потому что неуспех, происходивший от отступления в практике от теории, доказывал ему только справедливость его теории.

Дмитрий Ольшанский человек молодой, но в журналистской среде, в среде людей читающих, имеющий статус почти культовый. Я собственно и по себе сужу тоже, по своему восприятию. Года эдак четыре назад я был очень удивлен, что Дмитрий меня моложе.

"А такой умный", - бесхитростно позавидовал я тогда. И по сей день и завидую, и удивляюсь.

Мы недавно поругались с ним, в силу, наверное, моей несдержанности. Потом, правда, помирились, но сегодня я приношу Дмитрию извинения публично. Не так много в России людей, с которыми вообще не нужно ссориться. Потому что - с кем тогда, прошу прощения за детскую лексику - дружить?

А теперь слово Дмитрию.

- Кто такой Дмитрий Ольшанский? Где родился, как учился, кто родители? Как начиналась журналистская твоя карьера, да и уместно ли это слово - "карьера" - к твоему пути публициста?

У меня в семье - три поколения профессиональных революционеров. Пра-пра-пра-дед - армянский национал-демократ 19-го столетия, своеобразный тогдашний "оранжевый", эмигрировавший в Париж. Пра-пра-дед: Русское бюро ЦК партии большевиков 1912 года, умер в 16-м, в ссылке в Туруханского краю, на руках у ближайшего друга - некоего чудесного грузина. Пра-пра-бабка: Женевский университет, французский без акцента, аппарат ЦК РКП (б) 1920-х, глубокая старость и позднее молчаливое разочарование в дворянском социалистическом идеале. Наконец, пра-дед: журналист, троцкист, расстрелян в 38-м. В честь него меня и назвали. Бабушка, глядя на меня теперь, не уверена, что это была удачная идея.

Я - этакий Генри Баскервиль от русской революции. "Не сходи с тропы", - шепчут мне фамильные портреты моих предков - мечтателей, партийцев и подпольщиков - когда я пытаюсь уклониться в оппортунизм и мещанское соглашательство с нашей печальной реальностью.

Учеба - тут я комический вечный студент. Меня никогда не выгоняли, но мне слишком быстро надоедало. Философский в 17 лет (в этом возрасте положено было быть буддистом, а ля БГ и Джордж Харрисон), филологический в 21, и наконец, сейчас я очень надеюсь доучиться на социологии.

Родители - литераторы, но прежде всего мои лучшие друзья. Это ужасно, когда не получается дружить с собственными родственниками.

Журналистской карьеры не было. Когда мне было 19 лет, я шел по улице в журнал, куда меня позвали написать музыкальную рецензию. На входе пропуска на меня не оказалось, и человек, который пригласил меня, не пришел. С полчаса я бомжевал на улице, но мимо шел суровый бритый господин, кинокритик Максим Андреев, как я узнал позже. Он бросил на меня случайный взгляд, пригляделся и сказал - "Пойдем". Так я и сделался журналистом.

Карьеры же никакой не случилось. Чем больше меня узнавали как автора, тем сильнее меня не любили те, от кого зависела газетно-журнальная жизнь. Успех у читателей и успех у коллег - вещи не связанные, а то и прямо противоположные. Жизнь не обидела меня первым, но начисто отказала мне во втором, и если я и жалуюсь на это, то только по общей занудности. Читатели в любом случае важнее.

- Тебя когда-нибудь пытались купить? Все-таки признаем очевидный факт: ты один из самых известных журналистов сегодня. Бойкое и злое перо твоё могло бы поработать на какую-либо идею. Были предложения? От кого? Что ты отвечал этим людям?

Никто и никогда. Такого соблазна не было вовсе. У меня есть один очень специфический талант а ля Федор Павлович Карамазов (не умею назвать лучшего примера) - даже ввязавшись в некую сомнительную затею, я непременно брякну что-нибудь настолько неправильное и нелепое, что непременно буду изгнан с позором. Работая на Кремль, я похвалю лимоновцев; содружествуя с патриотами, я добрым словом помяну грузин или таджиков; считаясь левым, обругаю классовую борьбу, атеизм и Маркса. "Всех станов не боец", я не гожусь в цепные псы - кровавого режима или непримиримой оппозиции, неважно. Мой базовый принцип - "я сам с собою не согласен". Из такого ненадежного теста штатные агитаторы не делаются.

- Я как-то несколько часов подряд читал с превеликим удовольствием твой ЖЖ. Вот в этой горючей смеси твоих текстов чего больше: живой, спонтанной реакции, скрытого юмора, провокации, желания позлить идиотов?

Ох, это ужасное дело. Мой ЖЖ - это буквально дневник моих гневных эмоций. Я читаю новости, некую "смесь" в Интернете, сгоряча ругаюсь.

Через день перечитываю и вздыхаю. Ко мне приходят разные лица и поносят меня. Не могу передать, как я устал от жанра вечного "гав-гав-гав". Но не знаю, куда деть собственный "гневливый" темперамент, который приносит столько неприятностей. Хочется издавать газету, писать сердитые передовицы, и на том исчерпывать потребность в печатной ругани.

- Помню, все помнят, эту веселую статью "Как я стал черносотенцем". Наверное, уже надоели вопросы о ней, да и статья тобой самим подзабыта, было много иных после. И все-таки - какие взгляды Дмитрий Ольшанский нажил, от каких готов отказаться? И уж, кстати, о черносотенстве. Я так понимаю, что это все же была фигура речи. Тем не менее, читал ли ты, скажем, работы Кожинова о черносотенцах? Есть какое-то отношение к движению, что было тогда, в начале века? И к сегодняшним "правым" - ну, известно каким "правым", не из числа либералов, естественно - какое отношение?

Разберем по порядку. "Как я стал черносотенцем" - текст из "НГ" 2002 года. Мне было 23 года, кругом царствовал либерализм, и мне страсть как хотелось позлить либералов. Показать им фигу такой величины, чтоб хоть что-то в мире "порядочных людей", с их обязательным Чубайсом и Окуджавой, в ярости вздрогнуло. Вполне законное молодежное желание, как мне кажется теперь. Во всяком случае, метафору я выбрал точную - даже и не подозревая о том, что через пять лет патриотизм разных масштабов отвратительности сделается основным "торговым направлением", как говаривали в пушкинские времена.

Далее, о старорусских правых. Кожинова я, конечно, читал - он мастерски отбивается от самых бессмысленных обвинений в адрес Пуришкевича или Грингмута, но не может опровергнуть главного. Князь Шаховской, каминными щипцами отнесший газету Шульгина "Киевлянин" в мусор, ибо не мог дотронуться до нее рукой, был во сто раз более русским, нежели все национальные ревнители из числа лакеев, полицейских и мастеровых.

Метафизически состоятельная нация начинается с дворянской усадьбы на холме, церкви, классической гимназии, университета - а не ссоры на рынке, кто у кого украл помидоры, или кому должен принадлежать продуктовый ларек. Подлинно русскими по духу сто лет назад были более всех эсеры, но и либералы, и большевики, и анархисты. Но только не тоскливые бессарабские и прочие южнорусские мещане, еще не умевшие толком прокричать "нас русских обижают!".

Нынешние правые - это тем более сплошное недоразумение. Какие они русские? Кропоткин русский. Бакунин русский. А.К.Толстой, если угодно. Аксаковы - русские. Андрей Платонов - русский. Да и Валерия Ильинична Новодворская, в ее юродивом культе всеблагого Запада - русская донельзя. А вот граждане, желающие учредить вместо России маленькую расистскую республику а ля ЮАР или Латвия - их русскими признавать как-то не хочется. Чуждые нашей истории националисты и расисты, обезьянствующие с худших западных образцов, только и всего.

Ну и о взглядах. Я достаточно увлекался в свое время как либеральными, так и национал-большевистскими стандартами. Мне уже достаточно. Думаю, что мой идеологический идеал находится где-то между знаменитым диваном в комнате-"говорильне" у Хомякова на Собачьей площадке - и романом "Пнин". Я думаю, что Россия - самая свободная, а точнее вольная страна в мире, и что мы не должны отделять нашу свободу от затейливости русского языка, блаженной небрежности русского уклада. Почвенный социализм, либеральное славянофильство, антинациональное народничество, свободный консерватизм - можно выдумать множество терминов для того, что мне так нравится.

- Последнее время стал замечать (раньше никогда не заморачивался), что многие читатели просто не способны понять полутонов в текстах даже журналистских, не говоря о художественных. Надо писать как на плакате: "Я люблю власть!" либо "Я ненавижу власть!" Если напишешь нечто со скрытой иронией, сам себя забавляя и пытаясь устроить игру с читателем, который, ты надеешься, тебя поймет, часто получаются реакции настолько удивительные, что - туши свет. Помнится, в советские времена люди обожали читать между строк, а сейчас и в черных по белому написанных строках путаются, как в рукавах. Это культура чтения пропала? Это что? У тебя вообще есть читатели? И нужны ли они тебе, по совести сказать?

Чистая правда. Почти никто ничего не читает и не понимает. Нужны самые простые слова, самые примитивные метафоры, самое ограниченное число непротиворечивых мыслей, чтобы тебя кто-то понял. Более того, погрязая в интернет-скандалах, сам начинаешь суживать, упрощать, спрямлять. Надо учиться как-то избегать всего этого, уходить в этакий литературный монастырь - но как? Непонятно.

Что до причин этого явления, то надобно сказать спасибо Гайдару и Чубайсу. Эти господа 15 лет назад рьяно насаждали у нас буржуазные ценности. Вот и насадили: первым успехом их реформ стало всеобщее одичание, следующим - будет фашизм. Отмахиваясь от тошнотворной позднесоветской пропаганды, мы как-то позабыли о том, что буржуа - на самом деле враг культуры, часто дикарь, а зачастую и еще нацист или расист, и товарищ Суслов нас в этом не обманул.

Есть ли у меня читатели, сказать сложно, но я надеюсь, что имеются. Я практически не имею возможность печататься в бумажной прессе, но в сети нам еще кое-что позволено. Нужны ли они? О, да я просто обожаю читателей. По правде сказать, я с удовольствием выступал бы в очень большой и пафосной газете, вроде перестроечных "Литературки", "МН" или "Известий", не в силу честолюбия, а просто потому, что очень люблю это дело: сочинить текст, напечатать, а в идеале еще, чтоб кто-нибудь прочел. Жаль, что я был слишком мал в каком-нибудь 1989 году. Общественный, пошло выражаясь, темперамент у меня - "оттуда".

- Как ты оцениваешь прошедший политический год?

2006 год в смысле политики был очень печален. Кондопога, газовые патриоты, борьба за рынки, "Русский марш": и условная "власть", и не менее условное "общество" соревновались, кто перещеголяет другого в одичании. Хочется думать, что мы все-таки живем не в Веймаре начала 30-х, но у меня все меньше уверенности в этом вопросе.

- Что ждешь от нового политического года? Как будет разрешаться "проблема-2007" (она же "проблема-2008")? Есть ли такая проблема вообще?

Проблемы не связаны с 2007-м. Мне неинтересно, кто из кремлевских клерков сделается президентом: все они бездарны, но в то же время и сравнительно безопасны. Другое дело, что своей пошлостью, мелочностью, алчностью они готовят появление "Ваньки-Каина", "истинно-русского" мстителя, который свалится на голову не только титанам гламура, но и всей стране в целом.

Неразрешимый вопрос: действия властей отвратительны, но все то, что подается, как "национальный реванш" - еще хуже, еще ужаснее. Царь плох, да генсек будет еще хуже. Колониализм Рублевки над Россией - подлейшая вещь, но ведь и штурмовики, воодушевленные идеей белой расы - катастрофа. Как выйти из этого дуализма, не на уровне личного благоразумия, а в масштабах государства - я не знаю. Будь я всевластен, я восстановил бы в России монархию. И не только в России - в Ираке, Афганистане, Иране, по возможности вообще везде. Обаяние ритуала, спокойствие традиции, пусть и придуманной - единственный выход в мире, где дерутся нации и корпорации.

Но все это несколько шире, чем президентские выборы.

- У меня создалось ощущение, что ты следишь за литературой. Есть какие-то приоритеты? Чем так мил Шаров? Как оцениваешь последние романы Быкова (я знаю, что "Борис Пастернак" тебе очень понравился). Чего ты ждешь от литературы в ближайшее время?

Я действительно считаю Владимира Шарова величайшим русским писателем нашего времени. Его тексты выворачивают наизнанку, его аскетический, самый бытовой реализм, как ни в чем ни бывало смешанный с дичайшими, безумными фантасмагориями, кажется мне восхитительным. Не говоря уж о том, что именно Шаров лучше всех объясняет, что такое русская история: вряд ли хоть один беллетрист лучше него сейчас пишет о революции, 1937-м, Общем Деле Николая Федорова, еврейском вопросе и русских сектах. "След в след", "До и во время", "Воскрешение Лазаря" - эти романы я бы посоветовал всем и каждому.

Быков - мой близкий и очень любимый друг, и я постараюсь говорить о нем "объективно". Он - человек, одаренный каким-то фантастическим для 21 века образом: масштаб его возможностей кажется невозможным, "таких людей уже не бывает". Однако у него есть один недостаток: он сам себе не редактор, не ограничитель, он не ставит себе жестких рамок, его то и дело "уносит". Сочиняя одновременно во всех жанрах, придумывая бездну сюжетов и пробуя на вкус уйму метафор и мыслей, он тянет свои тексты во все стороны разом. "ЖД" - одновременно исторический трактат, роман, сатира, антиутопия, коллекция фельетонов и пародий, фантастика в духе Стругацких и Пелевина, русско-еврейская сага… Что до меня, то "я бы сузил". Я люблю, прежде всего, чистоту и цельность воплощенного жанра, и именно этого мне не хватает в "ЖД". А вот "Пастернака", который, прежде всего, "только биография", или "Орфографию" с "Оправданием", которые - "только романы", я обожаю. Именно потому, что там Быков накладывает на себя структурные ограничения, работает "в жанре", а не стремится изложить в одном тексте "смысл всего".

От литературы же я жду одного. Чтобы каждый год выходило хотя бы 5-7 сочинений, чтение которых было бы увлекательным. 5-7 талантливых книг. Пока таким разнообразием похвастаться нельзя.

- А сам в художественной литературе не хочешь удачи попытать? Помню, что Шаргунов тебя все время уговаривал роман написать.

Я все время придумываю сюжеты, или наброски сюжетов, но прежде романа хочу освоить писание рассказов. Мне нравится старомодная традиция писать рассказы: я не понимаю, почему всякий считает своим долгом начинать с романа, не научившись делать нечто меньшее.

- К слову о Сергее Шаргунове, которого я считаю одним из сильнейших прозаиков нового поколения, в первую тройку входящего однозначно, если уж устраивать эти глупые градации и расставлять всех по местам. Так вот, о Шаргунове. Он, судя по его статьям, может хорошо относиться, скажем, и к тебе, и к Олегу Кашину одновременно. Это что - всеприятие или что-то иное? У меня была такая статья, умышленно наивная: "Русские люди за длинным столом", где я говорил, что сегодня русских людей уже куда меньше что-либо разделяет, чем году в 91-ом или даже 2001-ом. Ты так не думаешь?

А я отношусь к Кашину ничуть не хуже Шаргунова - он исключительно талантливый репортер и газетчик, и точно во сто раз более честный и принципиальный человек, чем о нем думают интернет-сплетники, да и вообще хороший парень, который несколько раз меня очень выручал. Более того, и он в течение двух периодов нашего приятельства был обо мне не худшего мнения, но так уж сложилось, что я два раза выступал по отношению к нему в довольно хреновой роли, за что мне, сказать по правде, стыдно. Есть у меня такое специфическое качество: в "запале", в пылу эмоций говорить, а иногда и делать такие вещи, которые лучше бы не. Через день эмоции проходят, я становлюсь само здравомыслие и терпимость, но поезд ушел, и я уже ввязался в очередной совершенно ненужный для меня конфликт. Утешаю себя тем, что на спокойную, трезвую злопамятность я, к счастью, не способен.

Что же до общего разделения - да, я не думаю, что нас разделяет нечто серьезное. Дискуссии, как правило, инфантильны и мелки: отношение к тому или иному чиновнику или персонажу, какие-то статьи, интернет-посты, пьяный треп, болтовня, сплетни, дрязги, чушь.

Подлинное разделение лишь одно: на людей, культурных в самом широком смысле слова - и тех, кто уже вполне расчеловечился, исповедует "закон джунглей" в либеральном ли, фашистском смысле слова. В этом смысле из нынешних публичных интеллектуалов только с Костей Крыловым я не мог бы оказаться сейчас "на одной стороне". А все остальные, те, кто выступает за сложную большую Россию в противовес варварской, упрощенной - в одной лодке, и понимают они это или нет - неважно.

- Ты тщеславен? Честолюбив? Что тобой движет вообще?

В смысле какой-то социальной карьеры - не честолюбив вообще. Я люблю писать вещи, которые могли бы вызвать реакцию. Люблю журналистику, люблю писать "эссе". С удовольствием делал бы газету, будь у меня возможность радикально переломить царствующий медиа-стандарт. Надеюсь, что окажусь способен и сочинять прозу в том или ином виде. Но эти привычные занятия "литератора" в старом смысле слова - исчерпывают мои амбиции. Политиком, революционером, великим комбинатором, большим начальником я не желал бы сделаться даже в теории.

- С кем из современных политиков, писателей, общественных деятелей ты хорошо знаком, кто тебя, скажем так, очаровал? Кого ты считаешь крупной, знаковой, важной фигурой, чья деятельность переживет наши странные дни? С кем хотел бы познакомиться, пообщаться?

Березовский и Проханов, при всех известных особенностях их кипучих натур, были, в некотором смысле, замечательно абсурдной парой в духе Льюиса Кэрролла - мне случилось как-то присутствовать третьим на их лондонских заседаниях. Но это "курьезы".

А если всерьез - Э.В. Лимонов неизменно вызывает мое восхищение. Станислав Белковский, более известный как политехнолог, на самом деле очень талантливый политический писатель - и писал бы он лучше эссе, нежели готовил ДПНИ и Ко к приходу во власть и себя, тем самым, к быстрой вынужденной эмиграции в Венецию. Максим Соколов - мой любимый журналист, лучший из всех, кто работал в СМИ в России за эти 15 лет. Все тот же Быков - титан эпохи Возрождения, как уже было сказано. Юрий Витальевич Мамлеев - попросту гений.

Это что касается тех, кого я знаю в жизни.

Из тех же, кого я не знаю… В современной России нет людей, которыми я восхищался бы политически. Даже НБП, которое мне издали нравилось много лет - я считаю, что им следовало бы повнимательнее изучить историю левых эсеров. Биография Марии Спиридоновой, первую половину жизни воевавшей за свержение власти, а вторую половину сидевшей в тюрьме по воле тех, кто от этого свержения в действительности выиграл - по-моему, об этом надо бы подумать, прежде чем начинать второй и даже третий (учитывая 1991 год) раунд той же игры.

- Какие газеты, журналы и сайты читаешь и почитаешь? И с каким чувством?

Газет, по совету профессора П., никаких не читаю. Газеты у нас пишут для "деловых людей", а я недостаточно "деловой", чтобы мне было интересно. Журналы - также пишут для "клерков и менеджеров", от которых я далек. Исключение - разве что "Афиша", из которой я узнаю, куда пойти в кино.

В Интернете есть несколько изданий, которые я просматриваю каждый день - "Газета.Ру", "Глобалрус", "Полит.Ру", "АПН", плюс новости и стенограммы эфиров с "Эха Москвы". Живой Журнал, конечно.

- А с каким чувством смотришь ОРТ и РТР?

К счастью, я не смотрю ТВ. Нет, смотрю, разумеется - кино по всем каналам, меланхоличные английские передачи о зверюшках и пирамидах и т.п., но "обычного телевидения" в смысле новостей и политических (развлекательных) передач тщательно избегаю.

- Кем бы ты был, если б не журналистом?

Будь я тихим, дисциплинированным, прилежным и аккуратным человеком, я с удовольствием стал бы академическим историком или политологом. Но для этого я слишком легкомысленный, к сожалению. Если у меня бывают мечты в смысле образа жизни, то это почти всегда кампусы, библиотеки, в общем, нечто вполне занудное.

- Вообще журналистика - это всерьёз? Смертельно?

Лучшими журналистами на свете были Розанов и Честертон. По-моему, этого достаточно, чтоб счесть само занятие вполне серьезным. Но и отчасти дурашливым, абсурдным - одновременно.

- Как ты относишься к убийствам журналистов, к мифу о том, что это опасная профессия? Я всегда считал, что это пошлый миф. Как думаешь?

Убийства в России, если не считать бытовой уголовщины, происходят, как известно, на финансово-экономической почве. Но журналисты в этом смысле ничем не отличаются от "неудобных" конкурентов или воображаемого следователя, который почему-то не берет взяток. Мне известны журналисты, которым всерьез угрожали - причем угрожали те лица, кои давно уже ходят в кумирах либеральной общественности. Но к профессии в целом все это не относится.

- Круг Павловского - насколько, на твой взгляд, люди, собранные там, искренне верят в произносимое ими? И насколько искренни их оппоненты?

На 90 процентов лица, которых ассоциируют с этим кругом - это нечто запредельное. Даже московское правительство и приближенные к нему инвесторы вызывают больше уважения, ибо, по крайней мере, не талдычат о "субъектно-объектной повестке дня", "путинском большинстве" и прочей дребедени. Заметим, что наиболее циничная и безнравственная часть кремлевской администрации - это лица, вышедшие оттуда, все эти гламурные технологи и псевдо-мыслители. А вовсе не "кровавые чекисты", в которых есть хоть что-то понятно-человеческое.

- Какая идеология на твой взгляд наиболее актуальна для современной России?

Тут все просто: нам нужно полное замирение русского и человеческого. А точнее: понимание, что русское и всемирное - это одно и то же. До тех пор, пока любители русского будут ненавидеть и бояться всемирного, а любители всемирного испытывать аллергию на само слово "русский" - государство так и останется в тупике.

И мне кажется, что у нас есть достаточная историческая традиция, которая может научить нас, как замириться.

Беседовал Захар Прилепин